В мире больших чисел

38 лет потребовалось Мэтью Фишеру (Matthew Fisher), бывшему участнику известной в 60-х и 70-х годах группы Прокол Харум (Procol Harum), на то, чтобы проснуться и начать отстаивать свои авторские права на один из самых известных хитов тех лет, записанную группой в 1967 году композицию «A Whiter Shade of Pale».

Первоначально композиция была сочинена и записана без участия Мэтью, который присоединился к группе в качестве ее клавишника немного позднее. Также еще до его прихода в группу все имущественные права на композицию были уступлены ее авторами звукозаписывающей фирме.

После того, как Мэтью стал еще одним участником группы, он самым серьезным образом обновил музыкальный материал песни, записав к ней сочиненную им самим партию электрического органа. В своем окончательном виде композиция стала мегахитом 1967 года.

Звукозаписывающая фирма получила от распространения записей песни немалый барыш. Кое что перепало в виде роялти ее первоначальным авторам. Мэтью не получил ничего, а в 1969 году вообще покинул группу.

Всем ее участникам в 1967 году было чуть за двадцать лет, и они не очень заботились вопросами осуществления своих авторских прав и получения за это приличного вознаграждения.

В 2005 году ставший уже почти стариком Мэтью одумался и потребовал признать его соавтором песни, права на которую к этому времени являлись интеллектуальной собственностью уже другой звукозаписывающей фирмы, ставший одним из ответчиков по иску Мэтью.

Дело дошло до высшего суда Великобритании, тогда именовавшегося Апелляционным комитетом Палаты лордов Парламента.

Мэтью требовал признать его соавтором песни с определением его доли в исключительном праве на композицию в размере 40 процентов, а также требовал признать утратившим силу древнее лицензионное соглашение со звукозаписывающей фирмой на основе того обстоятельства, что у песни появился соавтор, который в этом соглашении не участвовал и согласия на его заключение не давал.

Ответчики выдвигали возражение, основанное на концепции имущественного эстоппеля (proprietary estoppel), имея в виду, что в течение почти четырех десятков лет Мэтью совершенно не парился по поводу своего авторства, а тут вдруг оживился. Также был выдвинут довод, что столь длительная просрочка Мютью в борьбе за свои права делает его требование бессмысленным. За прошедшие годы платежи за воспроизведение композиции уже давно получили и давно проели те участники группы, которые являлись авторами ее первоначальной редакции. Ни сегодня, ни тем более в будущем никакие подобные деньги за песнью получить уже невозможно.

Палата лордов встала на сторону Мэтью сформировав очень важный прецедент в области защиты исключительных прав на объекты интеллектуальной собственности.

Длительность просрочки в заявлении требования о признании исключительного права не может быть выставлена в защиту против этого требования, если такая просрочка не причинила ответчику никаких имущественных потерь, была для него полностью безразлична, либо если та выгода, которую получил ответчик, заведомо превышает те потери, которые он понес в результате просрочки истца.

101 год и 96 лет исполнилось дедулям к тому времени, когда Апелляционный суд Великобритании принял к своему рассмотрению их объединенные в одно производство жалобы с требованием об освобождении из мест лишения свободы.

Оба старика попали в тюрьму в 2016 и 2017 годах, соответственно, за совершенные много лет назад, в 70-х и 80-х годах, преступления на сексуальной почве.

101-летний старик был осужден к 13 годам тюремного заключения, а его 96-летний «коллега» - к трем годам.

Адвокат одного старика указывал на то, что по прошествии половины срока тюремного заключения его подзащитный может ходатайствовать о досрочном освобождении, но его возраст говорит о том, что он не сможет воспользоваться этим правом, т.к. просто не доживет до истечения половины срока заключения. Таким образом, вынесенный судом приговор нарушает права осужденного, предоставленные ему законом. В любом случае приговор суда о тюремном заключении не может заведомо иметь в виду смерть 101-летнего осужденного в тюрьме, как в данном случае.

Адвокат другого осужденного выдвинул иные аргументы. Столь большой возраст его подзащитного должен трактоваться судом в том же смысле, в каком рассматривается несовершеннолетие или психическая болезнь гражданина, совершившего преступление, либо вообще любая тяжелая болезнь, имеющая своим окончанием смерть. Это все – основания для отнесения обвиняемых к особой категории лиц, совершивших уголовные преступления. К такой же особой категории должен быть отнесен и его 96-летний подзащитный.

Апелляционный суд отказал в удовлетворении обеих жалоб, указав, что не считает назначенное старикам наказание избыточным, учитывая их возраст. Наоборот, если бы осужденные были моложе, их сроки заключения за совершенные преступления исчислялись бы десятилетиями, поэтому суды и так уже приняли во внимание возраст осужденных, назначив им минимально возможные по закону сроки.

102 года исполнилось француженке, подозреваемой в убийстве своей 92-летней соседки по муниципальному дому престарелых в одном из парижских пригородов.

Мадам была арестована и препровождена в психиатрическую лечебницу для определения возможности выдвижения против нее обвинения в удушении жертвы.

Никакого предварительного расследования проводить не пришлось. Вековуха сама всем рассказала, что кого-то убила, правда, кого именно – не помнила.

Через 140 лет после казни путем повешения (в 1882 году) обвиненного за участие в убийстве 5 человек Майлса Джонса Президент Ирландии извинился от имени государства за судебную ошибку перед его потомками.

На состоявшемся в том давнем году суде другие участники преступления заявили о неучастии Майлса в убийстве, но суд не принял этот аргумент во внимание.

Кроме того, в ходе суда права Майлса на справедливое правосудие были грубо нарушены. Он говорил и понимал только по-ирландски, а уголовный процесс был проведен исключительно на английском языке, и не мог понять ничего из того, что говорилось и зачитывалось в ходе процесса.

В 2015 году назначенная правительством экспертная комиссия пришла к заключению о невиновности Майлса. Министр юстиции обратился к Президенту Ирландии с предложением выступить от имени государства с извинениями за несправедливое осуждение и казнь этого человека.

Через 30 лет после смерти своего отца за компенсацией морального вреда, причиненного ей видом умирающего родителя, обратилась его дочь.

Мужчина страдал гемофилией. Во время одного из переливаний крови он оказался зараженным вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ/HIV/AIDS).

Таких пациентов, в организмы которых в результате переливания зараженной крови оказался занесенным этот вирус или вирус гепатита С в период с 1970 по 1994 годы в Великобритании оказалось очень много, и для разрешения возникающих с их участием и с участием их родственников деликтных споров правительством был создан специальный временный судебный орган.

В 2015 году этот трибунал присудил дочери выплату компенсации за случившийся в результате смерти ее отца деликт утраты нормальных жизненных возможностей, которые связаны с жизнью ребенка в полной семье, но отказал в выплате компенсации за вред ее психике – так называемый пост-травматический стресс. Компенсацию за испытанное нервное потрясение трибунал присудил вдове покойного – матери заявительницы. В жизни дочери трибунал не нашел ничего, что свидетельствовало бы о том, что смерть отца потрясла ее психику в тяжелой форме, разрушила или изменила всю последующую жизнь.

Дочь обратилась в Высокий суд.

Суд принял во внимание медицинское заключение, подтверждавшее возникновение у заявительницы депрессии, а также обратил внимание на те условия, в которых в 80-е годы пребывали пациенты, страдающие ВИЧ, и их родственники.

Они становились изгоями. У них исчезал круг общения, их сторонились и избегали. Они чувствовали себя подобно прокаженным.

В данном случае вдове покойного приходилось рассказывать всем, что супруг умирает от рака.

Само тело покойного было загружено в запечатанный пластиковый мешок и захоронено в наглухо закрытом гробу. Никакой традиционной процедуры прощания с покойным не было.

Малолетняя дочь, зная от чего именно умер отец, также вынуждена была из всех сил скрывать правду.

Суд обратил внимание на то, что заявительница в свое время страдала алкоголизмом и имела крайне неудачный брак с мужчиной, посвятившим свою жизнь преступной деятельности в перерывах между тюремными заключениями.

Подобная жизнь заявительницы, по мнению суда, явилась прямым следствием того, как ей пришлось жить после болезни и смерти отца в обществе 80-х и 90-х годов, относившимся к ВИЧ-инфицированным людям с ненавистью и презрением.

Высокий суд отменил решение специального трибунала об отказе заявительнице в компенсации ее психических страданий и выдал трибуналу приказ об определении размера и выплате компенсации.

48 лет назад, в 1965 году, женщина, чье имя в судебном докладе вымарано, стала жертвой изнасилования, в результате которого забеременела и родила мальчика.

В 2018 году она решила обратиться за государственной компенсацией как жертва уголовного посягательства.

Как объяснила дама, она молчала столько лет о происшествии 1965 года по той причине, что только сейчас тема сексуального насилия перестала являться табу, ее шумно обсуждают, а пострадавших от насилия женщин общественные организации хором призывают к раскрытию информации о случившемся. Раньше о факте изнасилования нужно было молчать, чтобы не оказаться жертвой сплетен и косых взглядов. Особенно, со стороны родственников и соседей. А уж как за глаза называли бы родившегося в результате насилия ребенка – даже предполагать не хочется.

Человек, на которого дама указала как на насильника, оказался жив, и тест ДНК подтвердил его отцовство по отношению к ребенку мадам, который сам уже являлся начавшим стареть дядькой. Странно, но это оказалось достаточно для того, чтобы считать женщину жертвой изнасилования.

Однако, управления компенсаций жертвам уголовных посягательств отказало даме в выплате, мотивируя это тем, что она пропустила установленный законом 2-летний срок для подачи заявления о компенсации со времени происшествия. Причем, пропустила весьма существенно, почти на полстолетия.

Женщина обжаловало решение управления в специализированный трибунал по рассмотрению компенсационных споров, но трибунал поддержал чиновников. Тогда дама обратилась в суд.

Суд (а это был верховный суд Шотландии – Court of Session) встал на сторону заявительницы, указав, что ни управление по делам о выплате компенсаций, ни трибунал не приняли во внимание ту общественную обстановку, которая царила в обществе вплоть до самых последних дней, и которая препятствовала женщине публично сообщить о случившемся с ней несчастье.

Не говоря уже о факте изнасилования, сама по себе жизнь в 60-е годы в качестве одинокой молодой матери являлась серьезным испытанием для психики. Общество жестко осуждало таких женщин, считая их непорядочными дамами.

Несмотря на такую свою жизнь заявительница сумела встать на ноги, родила впоследствии еще двух детей, закончила университет и стала преподавательницей.

Суд выдал приказ о пересмотре решения об отказе в назначении и выплате компенсации, отказавшись считать истечение почти полувекового срока со времени предположительного совершения сексуального преступления в качестве обстоятельства, лишающего заявительницу права на такую компенсацию.